Крымские шрамы
Мой родной Крым для меня ассоциируется в первую очередь не с его главными достопримечательностями, а с родителями. Крым удавалось увидеть только летом, остальное время мы жили в Воркуте (Коми АССР), куда родители, музыкант-баянист (папа) и врач-педиатр (мама), поехали еще в молодости (с нами, двумя маленькими девочками), зарабатывать на выплату новой трёхкомнатной кооперативной квартиры, да так до пенсии там и застряли.
Три летних месяца (положенный по закону работающим в условиях Крайнего Севера педагогам отпуск) проходили, конечно же, возле Чёрного моря. Мисхор со знаменитой русалкой, Алупкинский парк, Кореиз...Длинные очереди в столовую, забитый людьми полуденный пляж, после утренних купаний, загораний, обедов утомительные взбирания по серпантину в гору, туда, где ждет маленькая комнатка в фанерном домике, снятом по нынешним ценам за копейки... Завтра, 8 ноября 2013 года, будет 6 лет, как мама ушла к Богу. А папа это сделал на три года раньше её. Я уже давно не путешествую по Крыму, хотя и живу в центре его столицы. Но в фотографиях, аккуратно собранных папой в десяти семейных альбомах, осталась та, счастливая жизнь, в которой тебя любили папа и мама и плескалось море.
На этих советских чёрно-белых фотографиях мы по утрам ловим рыбу на закидушку с больших камней-валунов в пустынной бухте Тарханкута. Рядом наша брезентовая палатка и папин «Жигулёнок». Его он потом, в начале перестройки, продал по настоянию мамы (она боялась за папу, что когда-нибудь на этой машине он угробит свою жизнь). Продал за, казалось бы, неплохие деньги, но грянувшая никому из советских людей до того не известная штука-инфляция этот капитал превратила в бумажки. В обеденное время, когда особенный зной, мы с завистью смотрим на прозрачную сверкающую в лучах солнца морскую гладь, но залезать не решаемся, поскольку этот период времени уже давно взят в аренду местными змейками. С высоко гордо поднятыми головками, столбиками, они курсируют вдоль берега, наслаждаясь с полным правом своим местом под солнцем... Зато возле нас пыхтит папин походный примус, на сковородке жарятся свежие, пойманные утром, бычки, к которым дружным семейным кругом вскоре подсаживаемся...
Однажды среди ночи нас разбудили оружейные выстрелы. Мы лежали, притаившись, в палатке, и делали вид, что спим. Утром неподалёку в камнях увидели подстреленную чайку. Она прыгала с места на место, покрикивая. Я побежала к ней, схватила на руки, но чайка укусила меня за палец. Я бросила птицу и побежала назад за скорой помощью к маме. Мама перебинтовала кровоточащий палец, а раненая чайка доскакала до моря и уплыла умирать. Шрам на пальце остался на всю жизнь.
Иногда наше уединение нарушали сельские коровы. Они задумчиво разбредались по берегу, оставляя кое-где свежие лепёшки. Вскоре на горизонте появлялся загорелый до черноты пастух. Он лениво помахивал кнутом и уводил коров в неведомые дали... Как-то одна из коров пришла к нам в гости. Разморенные жарой и рыбным обедом, мы дремали внутри палатки - единственном месте, где можно было спрятаться от солнца. Мы с Таней (сестрой) спали и не видели, как, по маминым рассказам, нечто большое и тёмное просунулось внутрь нашего убежища. Мама проснулась, и несколько мгновений они с коровой глядели друг на друга. По глазам коровы было трудно понять её дальнейшие намерения, то ли она вздумает зайти внутрь, то ли нет... Но оказаться в роли сказочных героев Теремка, придавленных пришедшим гостем-медведем, такой перспективы не хотелось. На каком языке говорить с бурёнкой? Какими доводами убедить её в том, что незваный гость хуже пусть не татарина, но в данном случае коровы, это точно. Мама подумала, подумала, а потом загавкала. И не ошиблась. Этот язык корова понимала отлично. Она убралась восвояси.
Воспоминания о детстве - у каждого свои. Но есть нечто общее в них. Это теплота и любовь, которые согревают вблизи родителей.
ноябрь 2013 г.
Рассказ иллюстрирован картиной современного художника Веры Новосельцевой «Крым»